Западнорусские братства в своем развитии прошли несколько ступеней. По своей основе и по своему происхождению это учреждения одного типа с древними северо-восточными братчинами, каковы, например, Иванская купецкая в Новгороде (1134 г.), Псковская, Русская, Полоцкая (1159 г.). Подобно братчинам, западнорусские братства сосредоточивались около приходского храма, о благоустройстве которого заботились и престольный праздник которого справляли особенно торжественно, причем сытился ими мед и приглашались сторонние гости. И там, и здесь выбирались годовые старосты или судьи, которые безапелляционно решали дела, возникавшие во время братских пиров. И в северной России, и в западной на первых порах братства были учреждениями односословными (купецкие братчины, братства кушнерские, то есть скорнячные, ноговичников, то есть чулочников, и т. д.). В таком виде западнорусские братства становятся известными во второй половине XV стол. (львовское в 1439 г., виленское кушнерское в 1458 г.), и их особенности закреплены королевской грамотой виленскому кушнерскому братству в 1538 г. Подобные братства, так называемые медовые, возникают и позже, в течение всего XVI и даже XVII в., причем в их деятельности на видное место выступают благотворительные цели; некоторые из них обзаводятся госпиталями и богадельнями. Одновременно с этим замечается географическое, так сказать, расширение братских интересов: виленское братство «дома пресвятой Богородицы» получает право совершать литургию на подвижном антиминсе, в каких бы странах ни случилось быть членам братства; львовское Успенское братство влияет на восстановление православной епископии во Львове и из своей среды дает епископа в лице Макария Тучанского. Некоторые братства возникают из желания братчиков получить «душевное избавление и по смерти покой, и память вечную предкам и родителям». Члены таких братств записывали имена свои и родных в братские помянники, назначали особые дни для заупокойных и заздравных литургий и обставляли особыми церемониями похороны умерших своих членов (братства Благовещенское и Николаевское во Львове).

Братчики начинают заботиться о самопросвещении через чтение священных книг. Это выдвигает в некоторых из них духовный элемент. В первые времена существования братчин и братств духовные лица были только предметом братских попечений или гостями на пирах, иногда даже наряду с католическим духовенством; теперь они являются или инициаторами братств (львовского Благовещенского), или их проповедниками, учителями. Братства приискивают в настоятели церквей и монастырей людей учительных, знающих слово Божие. Самое чтение Библиии св. отцов по уставным грамотам некоторых братств должно было происходить в домах священников или в их присутствии. Когда началась решительная борьба с католичеством и унией, когда православию грозила опасность, братства стали превращаться в религиозно-нравственные, просветительно-благотворительные учреждения, со сложным устройством, с важными задачами и с крупным церковным и политическим значением. Приняв на себя заботу о чистоте веры и о воспитании в православном населении религиозно-нравственных чувств, западнороссийские братства стремились к контролю над убеждениями и поведением не только своих членов, но и людей посторонних, не только мирян, но и духовных, не только священников, но и епископов. Переход некоторой части иерархов в унию побудил братства вступить в открытую борьбу с врагами православной церкви и принять на себя её охрану. В связи с этим братства занялись защитой и гражданских прав православных, являясь пред лицом польского правительства представителями интересов русского народа.

В 1572 году король Сигизмунд-Август принял на варшавском сейме ходатайство львовских братчиков об уравнении русских жителей Львова с римско-католиками и дозволил русским заниматься в городе торговлей, ремеслами, владеть домами и отдавать детей в городские школы, запретив католикам, под угрозой штрафа, преследовать русских и православное духовенство. Это послужило для братств прецедентом; братские депутаты начинают встречаться на почти каждом польском сейме, а с 1616 г. в Варшаве стали жить постоянно те из львовских братчиков, которым наиболее была известна судебная процедура, для хождения по разным судебным и административным инстанциям. В состав братств входили представители всех слоев и классов русского народа, начиная с торговых и ремесленных людей и кончая князьями, епископами и митрополитами. Вписывались в братства не только местные жители, но и иногородные, даже закордонные православные, дворяне и князья молдовалашские. Случалось, что составы братств увеличивались иногда сразу целыми группами людей.

Так, в 1591 году в львовское братство вписался священник Гологурский со своим приходом; в Киевское богоявленское братство, около 1620 года — запорожский гетман Сагайдачный со всем войском. Во главе всех церковных братств стояли львовское Успенское и виленское Троицкое, впоследствии Свято-Духовское. В конце XVI и в начале XVII века возникли братства в Киеве, Луцке, Замостье, Могилеве, Орше, Минске, Пинске, Бельске, Бресте, Кобрине, Витебске, Полоцке и множество других в небольших городах, местечках и селениях. Братчики собирались на сходки недельные, месячные, годовые и экстренные; во главе их стояли избираемые на год 4 старших братчика, которым вверялся высший надзор за братскими делами, а также хранение братской казны. Братства владели более или менее значительным имуществом; братчики обязывались вносить известную сумму денег, платили штрафы, делали добровольные пожертвования и денежные сборы. Братства имели свою церковь или — меньшие — придел в церкви и пользовались правом патронатства над нею. Некоторые ученые производят как самые братства, так и весь их строй от магдебургского права, которым были наделены многие западнорусские города и в связи с которым стояла организация ремесленных цехов. Если гражданские права западнорусских братств легко объясняются внешним сходством последних с цехами, то права их по отношению к своим церквам и духовенству находят себе объяснение во внутреннем сродстве их с другим явлением, развившимся особенно сильно в Польше и Западной России в XVI веке — коллективным патронатом, то есть той его формой, при которой известной церковью в городе, её имуществом и духовенством заведовали её прихожане. Польско-литовские короли, ревниво оберегавшие свои личные патронатские права по отношению к церквам и монастырям в своих имениях и по отношению к православным епархиям, поддерживали такие же права частных земледельцев и городских обществ по отношению к опекаемым ими учреждениям. Грамота Стефана Батория виленским бургомистрам и радцам-патронам Св.-Троицкого в Вильне монастыря (1584) служит наиболее полным выражением патронатских прав: магистрату города предоставлено устроить школу при монастыре, содержать учителей для науки детей и «в письме ученого архимандрита». Но не в королевских привилегиях, а в грамотах восточных патриархов лежит источник тех чрезвычайных прав, какими были наделены церковные братства к неудовольствию защитников иерархического принципа как среди православных, так и, особенно, среди римско-католиков и униатов. Ободренные грамотой антиохийского патриарха Иоакима львовскому братству от 1 января 1586 года, львовские братчики в том же году обратились к константинопольскому патриарху Феолипту с просьбой «ради церковного устроения» утвердить их братство, школу и типографию, а также узаконить братский устав для других городов, «посещения ради благочестия». Спор львовского братства с местным епископом Герасимом и низшим духовенством из-за права мирян вмешиваться в церковные дела константинопольским патриархом Иеремией (преемником Феолипта) был решён в пользу братства. Братствам тем легче было достигнуть своей цели, что некоторые владыки русские сами признали за братствами церковные права. Так, перемышльский епископ Михаил Копыстенский дал комарскому братству (2 февраля 1592 года) право обличать не покоряющихся истине и передал ему больницу и школу. Митрополит Михаил Рагоза стал на стороне львовского братства в его борьбе с местным епископом и духовенством. Благодаря его сочувствию, львовское братство получило даже право участвовать на соборах святителей русских. Вслед за ним и другие братства стали посылать на соборы своих представителей. Кроме Рогозы и другие западнорусские митрополиты предоставляли братствам широкое участие в обсуждении и решении церковных дел, даже догматических вопросов. В 1588 году Вселенский Патриарх Иеремия II предоставил двум важнейшим братствам, львовскому и виленскому, право ставропигии, то есть независимости от суда местного епископа, с подчинением только патриаршему суду.

В 1620 году, по грамоте Иерусалимского Патриарха Феофана III, право ставропигии получили братства луцкое Крестовоздвиженское, киевское Богоявленское и слуцкое Преображенское, но в 1626 году ставропигии их были уничтожены.

В 1633 году Вселенский Патриарх Кирилл к двум оставшимся ставропигиям присоединил ещё третью — братство могилевское. Ставропигиальные братства имели право наблюдать за жизнью епископа и в случае его неисправности доносить митрополиту и патриарху; им же принадлежал надзор за неставропигиальными братствами.

В 1676 году решением сейма братствам запрещено было сноситься с патриархом и велено подчиняться местным епископам.

Братства заводили типографии и развивали издательскую деятельность, печатая различные книги: богослужебные, святоотеческие, полемические, учебные и другие. Из братских типографий наиболее замечательны виленская, могилевская, луцкая и особенно львовская. Последняя в продолжение трех веков издала не меньше 300 тыс. церковных и учебных книг. Книги братской печати расходились не только в пределах польского королевства, но и в России, Валахии, Молдавии и др. Из западнорусских братств, упоминаемых в конце XVI и нач. XVII стол., школами обзавелось немного более двадцати, но обзаведшиеся старались обеспечить юридически и материально существование своих школ. Для таких братств, как львовское и виленское, школы составляли предмет особой заботливости. Когда нельзя было найти православных учителей, приглашались инославные, но братства смотрели на них не совсем сочувственно.

В отношении программ братства не избегали сближения с западной наукой и школой. Начав с древнегреческого ицерковнославянского языка, они включили в состав преподавания латинский и польский языки; системе семи свободных искусств они мало-помалу сообщили западноевропейский характер; даже церковное пение изменилось на западный лад. Традиционный для русской Церкви одноголосный и модальный знаменный распев был заменён многоголосием (в лексике того времени «партесом»), в основу которого была положена западноевропейская гармония с присущей ей тональностью.

При всем том братская школа существенно отличалась от инославной и по объёму преподавания, и по характеру его, и по особенностям внутреннего строя и педагогических требований. Из братских школ вышли многие видные деятели просвещения, составители первых учебников для школ, авторы полемических сочинений против унии и замечательных произведений по богословию и церковной проповеди, переводчики и исправители книг; таковы, например, Иов Борецкий, Лаврентий Зизаний, Памва Берында, Захария Копыстенский (из львовской школы),Епифаний Славинецкий (из киевской).

Только с учреждением в Киеве могилянской коллегии, с несколько иной, чем в братских школах, постановкой преподавания, значение этих школ стало слабеть. И православные, и их враги видели в церковных братствах крепкую опору православной веры и церкви в Юго-западном крае. На братства, поэтому, часто обрушивалась злоба врагов православия; «история братств представляет собою историю непрерывных жалоб, споров, процессов, несправедливостей». Из всех братств, игравших видную роль при защите православной церкви в Польше, только бельское, могилевское и виленское дожили до XIX в.; прочие или перешли в унию, или закрылись вследствие латино-польского давления, или прекратили свое существование с переходом края под власть России. Более устойчивыми оказались братства, действовавшие в глуши. В 1862 году историк Михаил Коялович предпринял поездку по Западному краю с целью познакомиться с положением церковных братств; свои путевые заметки он поместил в Аксаковском «Дне» за 1862 год. Из последних явствует, что в литовской епархии братств оказалось около полутораста. В Минской епархии почти при каждой церкви было братство. Много братств оказалось также в епархиях волынской, киевской и подольской. В двух только западнорусских епархиях не нашлось братств — в полоцкой и могилевской, но и там сохранилось живое предание о них, а по местам приметны даже и слабые остатки. Вообще по всей западной России братств должно быть больше тысячи. Большая часть братств (замечал М. Коялович) жила в конце XIX века только обрядовою стороною, сквозь которую, однако, иногда пробивается жизнь. Лучше сохранившиеся братства (в Малороссии, в минской епархии, особенно кругом Минска) имеют значительное число членов — до ста и даже до двухсот, из которых выбираются братством старосты или старшие братчики, для заведования делами братства.

В начале 60-х годов XIX стол., когда латино-польская пропаганда вновь временно усилилась в западных губерниях, церковные православные братства в этом крае начали возобновлять свою деятельность и привлекать к себе сочувствие и пожертвования не одних только местных жителей, но и православных людей всей России. Сочувствие это высказалось не только вступлением в члены западнорусских братств и приношениями в их пользу, но и желанием видеть подобные учреждения и в великороссийских губерниях. 8 мая 1864 г. Высочайше утверждены основные правила для учреждения православных церковных братств, значительно содействовавшие восстановлению некоторых древних братств в центральных местностях Западного края и учреждению повсеместно в России новых церковных братств. Под православными церковными братствами закон 1864 г. разумеет общества, составляющиеся из православных лиц разного звания и состояния, для служения нуждам и пользам православной церкви, для противодействия посягательствам на её права со стороны иноверцев и раскольников, для созидания и украшения православных храмов, для дел христианской благотворительности, для распространения и утверждения духовного просвещения. Каждое братство имеет свой устав, в котором, по желанию учредителей, могут быть излагаемы с большею или меньшею подробностью цели братств и обязанности их членов, но не выходя из круга означенных в законе дел и не касаясь таких взысканий или принудительных мер, которые могли бы быть приводимы в исполнение не иначе, как с содействием правительственной власти. Братства учреждаются при церквах и монастырях с благословения и утверждения епархиального архиерея, по сношении с начальником губернии. После издания положения 8 мая 1864 г. в разных городах явились братства, например, Кирилло-Мефодиевское братство в Чистополе при Николаевском соборе, братство св. Креста в Саратове при Преображенском монастыре, братство св. Гурия в Казани, братство митрополита Петра в Москве, епархиальное братство во имя Пресвятой Богородицы в Сантк-Петербурге (имеющее, своей задачей содействовать возникновению и процветанию церковноприходских школ, внебогослужебных собеседований, церковно-народных библиотек и вообще религиозно-нравственному просвещению народа), братство св. Дмитрия Ростовского в Ярославле и др. В 1890 г. и за границей, при российском посольстве в Берлине, было основано братство св. Владимира, занимавшееся благотворительностью и сооружением и содержанием русских храмов в Германии. К 1 января 1893 г. в России действовали 159 церковных братств, в которых участвовали и работали, по приблизительному расчету, свыше 37 тыс. братчиков. Эти братства обладали капиталом (неприкосновенным, запасным и остаточным) на сумму свыше 1629700 руб. (тоже по приблизительному расчету), годовой приход их превысил 803 тыс. р., расход — 598220 руб.

• Соловьев, «Братчины» («Русская Беседа», 1856, IV)
• свящ. И. Флеров, «О православных Ц. братствах, противоборствовавших унии в юго-западной России, в XVI, XVII и XVIII стол.» (СПб., 1857)
• проф. М. О. Коялович, «Чтения о церковных западнорусских братствах» («День», 1862, № 36 и сл.)
• Н. Скабаланович, «Западноевропейские гильдии и западнорусские братства» («Христ. Чтение», 1875, сент. — окт.), «Виленское православное братство» (ib., 1862, II)
• И. Чистович, «Очерк истории западнорусской церкви» (ч. II, СПб., 1884)
• митроп. Макарий, «История русской церкви» (тт. IX, Χ и XI)
• К. Харлампович, «К истории западнорусского просвещения. Виленская братская школа в первые полвека её существования» (Вильна, 1897); его же, «Острожская православная школа» (Киев, 1897); его же, «Западнорусские православные школы XVI и начала XVII в.» (Казань, 1898); его же, «Западнорусские Ц. братства и их просветительная деятельность в конце XVI и начале XVII в.» (СПб., 1899)
• А. Папков, «Древнерусский приход» («Богословский Вестник», 1897, кн. II, III и IV); его же, «Братства. Очерк истории западнорусских православных братств» (М., 1900)
• Бердников, «Дополнение к краткому курсу Ц. права православной греко-российской церкви» (Каз., 1889); его же, «Ц. братства и пр.» («Правосл. Обозр.», 1868, кн. 4)
• А. Папков, Церковные братства. Краткий статистический очерк о положении Ц. братств к началу 1893 г. СПб.: 1893.
• Лукашова С. С. Миряне и Церковь: религиозные братства киевской митрополии в конце XVI в. М.: Институт славяноведения, 2006, 318 с.
• Шустова Ю. Э. Документы Львовского Успенского Ставропигийского братства (1586—1788): источниковедческое исследование. М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2009. 648 с., ил. (Россия и Христианский Восток. Библиотека; Вып. 8).